29 марта 1987 - Письмо десяти: "Пусть Горбачев предоставит нам доказательства"
Событие, произошедшее 37 лет назад
WHO CREATED putin? ENG / ITA / RUS: Who helped, lobbied, collaborated, still helping, still collaborating and still sponsoring chekist regime?
Russian Opposition: Who, What and How ENG/ ITA/ RUS: The History of Protests, Soviet Dissidents and Opposition Leaders.
Russian Government vs. Russian people ENG/ ITA/ RUS: 35+ texts: articles, songs, speeches, WikiLeaks, Video
KGBistan: Who, What and How ENG/ ITA/ RUS: What do you know about regime in Russia?
#Владимир Буковский
#Архив документов Владимира Буковского
#Советские диссиденты
Всего-то и сказали мы, притом в тоне крайне сдержанном, что рано восторгаться «реформами» Горбачева, пока они лишь только обещаны, да и обещаны-то в весьма туманной форме. Тем более, пока остается господствовать в стране людоедская идеология марксизма-ленинизма. Да и обращено было это письмо к Западу, не к ним, но, Бог мой, сколько же ругани обрушили на нас эти «либералы»! Столько и газета «Правда» не помещала в старое время — и «отщепенцы», и «махровые антисоветчики», и, конечно, «агенты ЦРУ». Сами же перепечатали (чтобы продемонстрировать подлинность своей «гласности»), сами же и испугались, а испугавшись, принялись ругаться, не постеснявшись даже использовать замшелые кагебешные шаблоны. Мне так и «штурмовые пятерки» тут же вспомнили.
А как же! Ведь мы осмелились затронуть «их гласность»! Мы — отщепенцы и предатели, покинувшие (!) Родину в поисках легкой жизни, в то время как они остались страдать и бороться. Мы — враги Родины, а они — борцы за ее улучшение. Невероятно: они же теперь объясняли нам, что такое права человека!
Владимир Константинович Буковский, Московский процесс, 1996
Статья 1 :
| В. Аксенов, В. Буковский, А. и О. Зиновьевы, Э. Кузнецов, Ю.
Любимов, В. Максимов, Э. Неизвестный, Ю. Орлов, Л. Плющ | Московские Новости | 22 марта 1987 | [транскрипция текста Панов4 Владимир Петрович]
Пусть Горбачев предоставит нам доказательства (коллективное письмо)
[Предисловие]
Так называемый "интернационал сопротивления" появился несколько лет назад. Его образовали представители различных эмигрантских кругов из ряда социалистических стран совместно с "контрас" из Анголы, Кампучии, Афганистана и Никарагуа.
В этой компании оказались также несколько лиц, в разное время и по разным мотивам выехавших из СССР. Причём если одни из них давно подвизались на антисоветском бизнесе, то другие не слишком демонстрировали свою враждебность к нашей стране и Советской власти. Так или иначе десятерых объединило письмо, которое реакция на Западе с наслаждением цитирует и обыгрывает. Письмо подписали В. Аксенов, В. Буковский, А. и О. Зиновьевы, Э. Кузнецов, Ю. Любимов, В. Максимов, Э. Неизвестный, Ю. Орлов, Л. Плющ.
Перепечатывая это письмо, как оно опубликовано во французской "Фигаро", редакция полагает, что, в общем-то, оно не требует особого комментария, ибо говорит само за себя. И всё-таки, поскольку это письмо - оно ждёт ответа.
Лавина новостей из Москвы вызывает в последнее время удивление и даже смущение у многих честных людей как на Востоке, так и на Западе: неужели наступил такой поворотный момент в нашей истории, о котором можно было только мечтать, когда будет положен конец репрессиям, нищете, международному разбою? Или же речь снова идёт о временной оттепели, о тактическом отходе накануне следующего наступления, как определял это Ленин в 1921 году?
Действительно, к нашей вящей радости некоторые выдающиеся защитники прав человека были освобождены из тюрем, лагерей, вернулись из ссылки. Тем не менее, хотя мы и выражаем наше удовлетворение в связи с этими фактами, мы не можем не отметить, что избирательный характер помилований рассчитан так, чтобы ценой минимальных уступок произвести максимальный эффект. Если советские руководители по-настоящему, как они утверждают, изменили своё отношение к проблеме прав человека, если они решили отказаться от подавления как формы контроля за свободомыслием в Советском Союзе, почему же тогда они просто-напросто не амнистировали всех узников совести, а продлевают удовольствие на целый год, освобождая по каплям наиболее известных из них?
Почему до сих пор мы ничего не слышали о безоговорочном осуждении психиатрических репрессий, самых чудовищных из всех принудительных методов, применяемых в СССР? Почему нет улучшения в вопросе эмиграции, которую допускал даже покойный "реакционер" Брежнев?
АФГАНИСТАН И МЫ
Более или менее похожие "изменения" и "оттепели" можно наблюдать также в других областях советской жизни. Они дают немало поводов для недоверия. Так, признание советскими руководителями необходимости радикальных экономических реформ является бесспорным улучшением.
Мы, несомненно, одобряем стремление советских руководителей вывести войска из Афганистана, где наши молодые соотечественники вынуждены участвовать в уничтожении мирного населения. Однако предлагаемый советским правительством способ "урегулирования" проблемы только усиливает сомнения в искренности его намерений. Ведь если они действительно хотят прекращения войны, почему бы не вывести сразу все войска, не ставя предварительных условий и не растягивая сроки? Если хотят, чтобы "урегулирование афганской проблемы" было достигнуто политическим путем, чтобы в этой стране было стабильное правительство, почему противятся проведению под строгим международным контролем свободных и честных выборов? Выборы такого рода успешно прошли в Зимбабве и сравнительно недавно в схожих условиях в Сальвадоре.
ЗА ПОДЛИННУЮ ГЛАСНОСТЬ
Наибольшее замешательство и тревогу вызывает, наверное, новая советская политика "гласности"), открытости и "культурной оттепели".
Гласность, по существу, предполагает определённую публичную дискуссию, в которой каждый может участвовать и не бояться преследований, независимо от выражаемых взглядов. Гласность должна включать как право получать информацию, так и право распространять информацию, поскольку и то, и другое неразрывно связаны в едином процессе контроля общества за властью. Развитию гласности, как мы её понимаем, скорее способствовал бы свободный доступ к копировальной технике, нежели официальная кампания критики советской действительности. Если советские лидеры хотят пользоваться определённым доверием в глазах общественности, им необходимо решиться на признание хотя бы нескольких независимых издательств, не подлежащих партийному контролю. В этой связи публикация данного письма в советской печати стала бы самым убедительным доказательством искренности заявлений о гласности.
Мы рады констатировать, что такие выдающиеся писатели, как Гумилев и Набоков, "посмертно реабилитированы" и что их книги станут наконец официально доступными для читателей нашей страны. Другие, менее "удачливые" покойные писатели всё ещё ждут своей очереди, которая, видимо, наступит по случаю очередной "культурной оттепели". Как бы то ни было, данная привилегия предоставлена исключительно мёртвым, которые не могут ни сказать, ни сделать чего-либо неожиданного. Наверное, этим объясняется особый интерес советских властей к покойным знаменитостям, останки которых они стараются "вернуть на родину" вопреки желанию, высказывавшемуся ими при жизни (Шаляпин, Тарковский).
ЕСЛИ ХОТЯТ, ЧТОБЫ МЫ ВЕРНУЛИСЬ
Нам стало известно, что советские представители вступали в контакт с некоторыми видными деятелями культуры, живущими в эмиграции, предлагая им вернуться "домой", словно бы речь шла о блудных детях, обещая, что "прошлое будет забыто". Очевидно, советские власти до сих пор не в состоянии понять, что эмиграция - результат не какого-то трагического недоразумения, а глубоких расхождений с режимом, не способным уважать свободу творчества. Можно забыть прошлое, но как забыть вездесущий контроль партии, особенно после того, как вдохнёшь немного воздуха свободы. Этого не заменить орденом Ленина.
Кто, например, мешает им издавать наши книги, записывать наши пластинки, показывать наши фильмы и спектакли, выставлять наши картины и скульптуры? Тогда почему они не начали именно с этого, вместо того чтобы обещать своё "прощение", в котором никто не нуждается? Всё, о чём их просят, это просто отойти немного в сторону и дать зрителям, слушателям, читателям в СССР самим выбрать то, что им нравится.
Тогда и только тогда мы сможем провести открытый диалог с властями, а не сомнительные переговоры на чёрной лестнице.
Представим на миг, что самое смелое из всех предложений Горбачева - о более свободных выборах в партии, будет реализовано. Благодаря этому "прыжку вперед" мы только чуть-чуть приблизимся к положению чёрного населения Южной Африки. Наши "белые" получат наконец свободные выборы для самих себя, хотя они и представляют всего-навсего лишь 7 процентов населения.
БАРЬЕР ИДЕОЛОГИИ
Если они хотят серьёзным образом провести "радикальные изменения" в советской системе, они должны для начала пересмотреть господствующую идеологию. Без этого ни одно глубокое и рассчитанное на большой срок преобразование не могло и никогда не сможет иметь место в Советском Союзе. Идеология - настоящий стержень советской системы, не позволяющий стране отклоняться слишком далеко и надолго. Если не ставить под сомнение конечные цели и основополагающие принципы, долгосрочная стратегия становится предопределённой, и руководителям остаётся решать только тактические проблемы. Они могут объявить "мороз" или "оттепель", но у них самих не может быть "лета". Они не смогут жить в мире ни со своим собственным народом, ни со своими соседями до тех пор, пока правящая идеология отрицает саму возможность "мира с классовым врагом". Разве может у них быть "мирное сосуществование" с "буржуазным" миром, если они ставят задачу "похоронить" этот мир? Разве можно рассчитывать на подлинную "разрядку", если "разрядка ни в коем случае не означает, не может означать отрицания законов классовой борьбы"? В результате нет ни мира, ни войны, есть лишь "борьба за мир", подчиняющаяся незыблемому закону советской поддержки "всех сил социализма, прогресса и национального освобождения".
До тех пор, пока продолжается это "историческое сражение между двумя мирами", никто не имеет права просто заниматься своими делами. Население как бы мобилизовано, чтобы вставали всё новые и новые отряды идеологических бойцов. Эта всеобщая мобилизация не признаёт ни права на нейтралитет, ни права на отказ по причинам совести, потому что "кто не с нами, тот против нас". Даже гражданский перебежчик юридически приравнен к военнослужащему, перешедшему на сторону врага во время военных действий (Уголовный кодекс, часть III, ст. 4). Желание эмигрировать, следовательно, рассматривается как измена родине, а те, кому разрешается выезжать за границу, тщательно отбираются среди самых надёжных лиц, как если бы речь шла о разведчиках, отправляемых во вражеский тыл.
Если они действительно хотят вписать новую страницу в нашу историю, им нужно прекратить использовать в пропагандистских целях трагедию нашего народа во второй мировой войне, убрать из учебных программ вызывающую тревогу военно-патриотическую подготовку, которая стала обязательной во всех советских школах и которую можно только сравнить с дрессировкой гитлеровской молодёжи, положить конец милитаризации советского общества. Нужно восстановить историческую правду о преступлениях, совершённых советским режимом.
БОЛЕЗНЬ РЕЖИМА
Как можно ждать от людей прилива энтузиазма в связи с разрешением "индивидуальной трудовой деятельности", особенно в сельском хозяйстве, если "коллективизация" и уничтожение десяти миллионов крестьян до сих пор не осуждены партией, находящейся у власти? Или, говоря о "гласности", как можно надеяться, чтобы это новшество принималось всерьёз, если оккупация Чехословакии в 1968 году до сих пор не осуждена как международное преступление? Потому что в конечном счёте "пражская весна" была не чем иным, как периодом "гласности".
Это лишь два, взятых наугад, примера. Но они показывают, что для примирения народа с правительством недостаточно выпустить из тюрьмы несколько десятков человек, безвинно, кстати, туда заключённых. Советский Союз тяжко болен. Болезнь настолько затянулась, что даже руководители страны были вынуждены порвать с семидесятилетней традицией молчания - им необходимо доверие людей в СССР, доверие всего мира. Но прежде всего им нужно самим научиться доверять народу и миру. Научиться достаточно верить общественности, чтобы признать свою ответственность перед Международным судом в Гааге, перед судом прав человека в Страсбурге и чтобы пострадавшие, выступая в качестве истца, могли бы потребовать возмещения убытков, понесённых в результате какой-либо катастрофы вроде чернобыльской. Они должны стать равными среди равных, а не прообразом светлого будущего.
Сегодня всем, даже глупцам, очевидно, что, если семидесятилетнее правление при помощи "самого передового учения" привело к краху одной из самых богатых стран на земле, это учение ложно. И если, как признаёт Горбачев, не нашлось после Ленина ни одного руководителя, который бы сумел заставить действовать это учение, может, уже пришло время попробовать что-нибудь другое? Разве не сам Ленин постоянно повторял, что только практика является высшим критерием теории? Может ли обветшавшая теория выдержать сегодняшнюю практику? Вот в чём вопрос. А если нет, то что же тогда произойдёт?
Статья 2 :
Наталия Ростова
Рождение российских СМИ
В «Московских новостях» опубликовано «письмо десяти». Диссиденты, живущие за рубежом, требуют: «Пусть Горбачев предоставит нам доказательства».
Это перепечатка письма, опубликованного в «Фигаро» 7 марта и в The New-York Times 22 марта, которое, как указывают «Московские новости», «реакция на Западе с наслаждением цитирует и обыгрывает». Деятели культуры провоцируют: «публикация данного письма в советской печати стала бы самым убедительным доказательством искренности заявлений о гласности». Диссиденты считают, что Горбачев недостаточно доказал свою приверженность реформам: «Если советские руководители по-настоящему, как они утверждают, изменили свое отношение к проблеме прав человека, если они решили отказаться от подавления как формы контроля за свободомыслием в Советском Союзе, почему же тогда они просто-напросто не амнистировали всех узников совести, а продлевают удовольствие на целый год?» Критикуют они и войну в Афганистане, и политику гласности, призывают осудить политику репрессий и отказаться от наследия Ленина. Как скажет позже Егор Яковлев, «… все захмелели от первого же глотка свободы. Я в том числе».
Однако просто опубликовать мнение несогласных даже «Московские новости» не могут себе позволить — Яковлев резко комментирует письмо в том же номере. В статье «Доказательства от обратного» он нападает на них за то, что «так ратовали за демократизацию нашего общества», а вот теперь «злословят по поводу этой самой демократизации, поют ей за упокой прежде, чем она началась».
«Сколько слов и чернил извели, доказывая необходимость перемен, а как только начались они — принялись доказывать от обратного: обличают перемены, — возмущен он. — <…> Те десять, коим ничто не угрожало, — были свободны решать. Они выбрали ту сторону баррикад. Расставшись со своим народом, трудно сохраниться с ним в одних измерениях — утрачивается чувство времени. Лишились его и авторы письма. <…> воображают, будто их письмо столь немыслимая, невероятная, недопустимая откровенность, что, опубликуй его в советской печати, и станет это «самым убедительным доказательством искренности заявлений о гласности». Опубликовали. Что дальше? Да ничего! Для них все останется, как и было. <…> Не решаясь произнести, к чему же в конце концов призывают, они скрывают за широкой ширмой частных предложений свои глобальные намерения: лишить наше общество исторической перспективы, взяв под сомнение его «конечные цели и основополагающие принципы».
Яковлев защищает Владимира Ленина, от которого диссиденты предлагают отказаться. «…сегодня, обращаясь к его наследию, мы имеем возможность идти дальше Ленина, — пишет он. <…> Живет своей жизнью двухсотвосьмидесятимиллионный народ — хуже или лучше, но занят своей судьбой. И, представьте себе, не подозревал до сих пор, что где-то далеко-далеко расположилось несколько его бывших соотечественников, которые желают для себя особых гарантий, одобряют «стремления советских руководителей» или же, наоборот, видят «немало поводов для опасений», диктуют, как следуют проводить политику гласности, требуют «для начала пересмотреть господствующую идеологию», размышляют, стоит ли им «провести открытый диалог с властями», так и не выяснив, а хотят ли этого «власти», прикидывают, что необходимо для «примирения народа с правительством».
«Помню свой ответ в «Московских новостях» на письмо десяти диссидентов, — писал Яковлев уже в 93-м году. — Они выражали сомнения из своего зарубежного далека: столько ли совершенна гласность, действительно ли она обратима? Меня же возмущало их нежелание разделить наши радости, понять, как важно все происходящее для тех, кто дождался перемен, страны не покидая. Впрочем, фурор произвел вовсе не мой ответ, а то, что «Московские новости» решились опубликовать без купюр письмо тех, кто занимал иную политическую позицию».
В дальнейших номерах «МН» продолжают критиковать авторов письма. «Время и жизнь навсегда размежевали тех, кто ведет в нашей стране революционную перестройку, и бывших граждан СССР, которые на нее клевещут» — так озаглавлены читательские письма в номере от 5 апреля. Андрей Васильев, будущий главный редактор «Коммерсанта», а в то время — корреспондент газеты Егора Яковлева, опрашивает москвичей у стенда с газетой и отмечает: «Расставшись со своим народом, эти люди стали на откровенно антисоветские позиции. Еще недавно они «ратовали» за демократизацию нашего общества. Теперь же, находясь по-прежнему по ту сторону баррикад, они нападают на саму демократизацию, продолжают обвинять советское общество во всех смертных грехах».
В редакционном тексте «Кризис совести…» от 12 апреля отмечается: письмо «десяти бывших советских граждан, подвизающихся ныне в так называемом «интернационале сопротивления» <…> явилось убедительнейшим неопровержимым свидетельством нравственного падения этих людей. Об этом говорят многочисленная редакционная почта, бесконечные телефонные звонки. Лишь презрение вызывают у наших читателей авторы письма». Текст полон персональных нападок на авторов: «Владимир Буковский — организатор активной борьбы против Советской власти, пытавшийся создать «штурмовые отряды». <…> Используется ЦРУ для активной подрывной деятельности против СССР», Леонид Плющ — «сторонник террористических методов борьбы против существующего в СССР строя», «Владимир Максимов выехал в 1974 году за рубеж, где возглавил созданный под эгидой ЦРУ антикоммунистический журнал «Континент»; Юрий Орлов «в 1986 г. выехал за рубеж, где неизменно участвует в антисоветских кампаниях, организуемых спецслужбами США», Юрий Любимов «участвует за рубежом в различных антисоветских акциях».
К акции по критике подписантов привлечены Олег Ефремов, Михаил Ульянов, Михаил Шатров и журналист Лен Карпинский, которые сходятся в том, что письмо публиковать было нужно, чтобы знать аргументы врага и видеть его нравственное падение.
11 апреля уже «Советская культура» отмечает: «Почему они объединились — подобные В. Буковскому уголовные преступники, организаторы подпольной деятельности против родной страны, и «люди искусства», называющие себя «защитниками демократии»? Ответ очень прост. Если раньше лозунги «демократизации общества» первые использовали для организации подпольной, нелегальной, антисоветской деятельности, то вторые выдвигали демократические лозунги для прикрытия своего внутреннего неприятия социализма… Весь ассортимент кличек «диссидентов», «инакомыслящих», «правозащитников»… — слова, написанные кириллицей, но по сути своей они рождены в тот момент, когда западная пресса «скучает»… Печальное, а еще больше мерзкое зрелище — видеть, как болото засасывает в безысходную трясину того, кто клевету на Родину сделал профессией…».
Неприятие письма диссидентов выражал и Виталий Коротич, даже спустя годы. «Забавно возмутились любыми послаблениями, любыми изменениями людоедского имиджа России те, кто уже сделал себе политические карьеры на Западе, — писал он. — Помню, с какой яростью набросились в «открытом письме» на все наши перемены Василий Аксенов, Владимир Буковский и еще несколько бывших российских правдорубов: «Не верим», «Не может этого быть!» Эмигранты не знали, как можно будет обругать прежнее отечество, если в нем не станет, например, ЦК и цензуры. Правила игры менялись, и для многих новых иностранцев тоже бывало непросто — поди угадай…»
О закулисной игре вокруг публикации письма расскажет позже пресс-секретарь Горбачева Андрей Грачев – без вмешательства членов Политбюро это еще невозможно. «После долгих препирательств в Политбюро текст письма появился сразу в двух популярных тогда изданиях — «Московских новостях» и «Огоньке». Скептики были посрамлены. Ну, а то, что публикация состоялась, как и положено, в соответствии с решением партийного ареопага, и с комментариями к письму редакторы приходили в ЦК «советоваться», об этом читателю, в конце концов, знать было необязательно…»
Статья :
«Письмо десяти»: Пусть Горбачев предоставит нам доказательства
ИСТОРИЯ ПИСЬМА (реакция в СМИ на «письмо десяти» из воспоминаний современников):
Воспоминание Джона Глэда: В марте 87-го года открытое письмо, ставящее под вопрос истинное значение гласности и подписанное десятью эмигрантами, было опубликовано в ведущих газетах Запада. К удивлению подписавших (интервью с четырьмя из них представлены здесь), их письмо было перепечатано в газете «Московские новости», и отсюда начался долгожданный диалог между советскими и эмигрантскими писателями. В 88-м и 89-м годах советские журналы и издательства опубликовали огромное число романов, рассказов, стихов и мемуаров эмигрантских писателей и поэтов. Некоторые из них посетили Советский Союз, где выступали перед огромными аудиториями поклонников.
Воспоминание Константина Крылова: В марте 1987 года все ведущие газеты Запада напечатали обращение к советским властям от имени десяти эмигрантов, которые, в ответ на некие приглашения вернуться, потребовали «гарантий необратимости перестройки» и особенно «гласности». Под письмом стояли — в числе прочих — подписи Александра Зиновьева и его жены. Ожидалось, что «советские» промолчат и утрутся. Но, к величайшему удивлению всей прогрессивной общественности, оно было перепечатано в советской прессе, в престижных «Московских новостях», вместе с ответом, выдержанном в стиле «спрашивали — отвечаем». Это было, как сейчас выражаются, «знаковое событие». Появление в советской прессе подобного текста было абсолютно невозможным явлением.
Вспоминает Инна Васильева: Парижская «Le Figaro» публикует открытое письмо десяти эмигрантов Михаилу Горбачеву. Авторы текста, названного «Пусть Горбачев предоставит нам доказательства», в резких тонах критикуют советскую внешнюю и внутреннюю политику, требуют от перестроечного руководства безоговорочного осуждения 70-летней политики репрессий против инакомыслящих, вывода войск из Афганистана, свободы информации, пересмотра советской идеологии и т. п. Напоследок авторы письма выражают уверенность в том, что их письмо никогда не будет опубликовано в СССР, — это и станет наилучшим доказательством лживости посулов нынешнего руководства. После соответствующих консультаций в ЦК «Московские новости» публикуют полный перевод письма с полемическим комментарием Егора Яковлева. «Письмо десяти» становится первой публикацией, которая собирает толпу у дверей редакции на Страстном, читающих и бурно обсуждающих свежий выпуск газеты на стенде (в будущем это место москвичи назовут «Гайд-парком»). В своем комментарии Яковлев отвечает авторам в высшей степени резко, но умно и уважительно. Пафос его ответа в том, что лучше и достойнее в тысячный раз обмануться, поверив в дуновение оттепели, чем оставаться в стороне, наблюдателями в «белых перчатках». Еще до опубликования полного текста письма в «МН» яростно выступает «Правда»: Виталий Корионов, правдист с сорокалетним стажем, разражается яростной отповедью эмигрантам: «Их подлинные друзья — афганские душманы, никарагуанские «контрас», полпотовские убийцы». Завершается статья в старорежимной лексике: «Кучка отщепенцев в преддверии великого праздника — 70-летия Октября — пытается швырнуть поток грязи в наш светлый дом. Не выйдет!».
Воспоминания Галины Аккерман: 8 марта 1987 года Фигаро опубликовала письмо десяти советских диссидентов, которые проживали на Западе и были близки в то время к Интернационалу Сопротивления. Это были Василий Аксенов, Владимир Буковский, Александр и Ольга Зиновьевы, Эдуард Кузнецов, Юрий Любимов, Владимир Максимов, Эрнст Неизвестный, Юрий Орлов и Леонид Плющ. В этом письме “подписанты” бросали вызов советскому руководству: если вы хотите действительно открыть новую страницу истории, говорили они, признайте преступления коммунистического режима, освободите без всяких условий политзаключенных, разрешите эмиграцию и свободу слова, организуйте свободные выборы, прекратите милитаризацию советского общества. И прежде всего опубликуйте это письмо в вашей прессе. Последний пункт вызова был принят малоизвестной еще в то время газетой Московские новости. Несомненно с ведома и разрешения властей, русский перевод письма был опубликован на ее страницах. За этой публикацией последовали незамедлительно многочисленные статьи в самой этой газете и в других СМИ, яростно обрушившиеся на авторов письма и на Интернационал Сопротивления. Вот несколько выдержек из этих статей:
“Время и жизнь навсегда размежевали тех, кто ведет в нашей стране революционную перестройку, и бывших граждан СССР, которые на нее клевещут” (заголовок подборки читательских откликов, МН, 5.4.87).
“Стыдное письмо. Ни один комментарий не скажет того, что эти авторы сказали про себя. А сказали, что они не только продукт уходящего времени, что не могут представить себе совершающихся у нас перемен, но что и не хотят, чтобы перемены у нас совершались. И еще сказали этим письмом, что ехали они за свободой, а обрели жалкую зависимость” (Григорий Бакланов, там же).
“Владимир Буковский используется ЦРУ для активной подрывной деятельности против СССР”; “Леонид Плющ — сторонник террористических методов борьбы против существующего в СССР строя”7; “Владимир Максимов выехал в 1974 году за рубеж, где возглавил созданный под эгидой ЦРУ антикоммунистический журнал Континент”; “Юрий Любимов участвует за рубежом в различных антисоветских акциях” (от редакции — МН, 12.4.87).
“Мне их психология такой представляется: уезжая, люди эти в своей гордыне надеялись, что отъезд их станет акцией едва ли не государственного масштаба: дела в стране сразу же пойдут хуже, и тогда их оценят. А уехав, увидели: дела у нас сегодня разворачиваются серьезные, да без них. Своими силами обходимся. Вот и злобствуют. А в злобе своей смыкаются с теми, кто добрых чувств к нам и прежде не испытывал… Все подписавшие письмо стали на путь политической борьбы с нами” (Олег Ефремов, там же).
“Надо, чтобы в Отечестве было хорошо. С этой целью 70 лет назад народ выбрал путь социализма, убежденный, что именно социализм — это хорошо. А авторам письма с народом оказалось не по пути” (Лен Карпинский, там же).
“Потому-то и формируется в общественном мнении отношение к письму как к предательству” (Михаил Ульянов, там же).
“Почему они объединились — подобные В. Буковскому уголовные преступники, организаторы подпольной деятельности против родной страны, и “люди искусства”, называющие себя “защитниками демократии”? Ответ очень прост. Если раньше лозунги “демократизации общества” первые использовали для организации подпольной, нелегальной, антисоветской деятельности, то вторые выдвигали демократические лозунги для прикрытия своего внутреннего неприятия социализма… Весь ассортимент кличек “диссидентов”, “инакомыслящих”, “правозащитников”… — слова, написанные кириллицей, но по сути своей они рождены в тот момент, когда западная пресса “скучает”… Печальное, а еще больше мерзкое зрелище — видеть, как болото засасывает в безысходную трясину того, кто клевету на Родину сделал профессией…” (Советская культура, 11.4.87).
Поддержать просветительский проект или задонатить на книгу о режиме можно став Патроном на Патреоне. Спасибо!